Плутония - Страница 96

– Но ведь если внутренняя поверхность представляла сначала огненное море, как вы сказали, – заметил Макшеев, – то обломки коры, упавшие в него, должны были утонуть в нем или расплавиться.

– Это необязательно, – вступился Каштанов. – Мелкие обломки, конечно, расплавились, но крупные благодаря своим размерам – ведь они могли достигать нескольких километров в диаметре – подверглись расплавлению только отчасти. Что же касается их погружения в глубь огненного моря, то это зависело от их удельного веса. Если они были легче расплавленной массы – а это вполне допустимо для части обломков, – то они плавали на ее поверхности, подобно льдинам на море, и, подобно льдинам, по краям и снизу таяли.

– Я не настаиваю на своей мысли, – заявил Труханов, – это было первое предположение, которое пришло мне в голову при вашем вопросе. Все это требует давнейшего исследования. Мы знаем теперь только узкую полоску Плутонии вдоль реки Макшеева и по берегам моря Ящеров. А что представляет эта огромная страна в обе стороны от реки? Далеко ли уходит черная пустыня на юг? Что лежит за этой пустыней? Нет ли там опять оазисов жизни?..

– Мне кажется, что нет, – заметил Папочкин, – и вот почему. Влагу, без которой жизни быть не может, приносят ветры, дующие с севера, из отверстия. Эта влага – продукт главным образом земной поверхности. Как мы убедились, дожди не распространяются дальше южного берега моря Ящеров. Ветры оставляют всю свою влагу на этом сравнительно небольшом расстоянии от отверстия, а за морем, на всем остальном пространстве внутренней поверхности, залегает безводная и бесплодная пустыня застывшей лавы. Я думаю даже, что первоначально юрская жизнь распространилась на очень близкое расстояние от отверстия, и только постепенно, по мере того как количество влаги в виде речек и озер увеличилось благодаря постоянному притоку ее через отверстие, эта жизнь продвигалась все дальше и дальше на юг. Может быть, и море Ящеров образовалось сравнительно недавно, и потому вода его не так солона, как вода океана.

– Ну, с этим нельзя согласиться, – сказал Каштанов. – Если бы это море образовалось недавно, в нем не могли бы жить представители юрской фауны, подобно рыбам, ихтиозаврам и плезиозаврам. Ни рыбы, ни ихтиозавры не могли переселиться с земной поверхности внутрь посуху, подобно муравьям, или по воздуху, подобно птеродактилям. Из этого следует, что в пробоину все-таки проникло море, хотя бы на непродолжительное время, – и узким проливом.

– Но позвольте! – воскликнул Папочкин. – Как могло море проникнуть вслед за метеоритом внутрь? Оно встретило бы раскаленные газы и огненную поверхность. И все завры и рыбы дали бы только колоссальную уху, но не потомство.

Все рассмеялись, но Каштанов возразил:

– Вы делаете слишком поспешные выводы из моих слов, Семен Семенович. Я же не говорил, что море проникло вслед за метеоритом. Последний упал, как предполагает Николай Иннокентьевич, в триасовый период, а фауна моря юрская. Следовательно, мы имеем достаточный промежуток времени для выхода газов и охлаждения внутренностей полости. Может быть, в другой части Плутонии море Ящеров тянется значительно дальше на север, указывая тот путь, по которому морская фауна переселилась когда-то внутрь.

– Вот видите, сколько вопросов, крайне интересных и важных, возникает тотчас же, как мы начинаем рассуждать о природе Плутонии! – сказал Труханов. – И каждый из нас может наметить их целый ряд по своей специальности. А в итоге – необходимо снарядить вторую экспедицию для дальнейшего исследования Плутонии. Не так ли?

Эпилог

Наступил и прошел май, но не принес еще долгожданной весны. Хотя солнце уже не сходило с горизонта, только немного спускаясь на севере и поднимаясь на юге, но грело оно слабо, и снег таял только на южной стороне корпуса судна и на крутых береговых утесах. Кроме того, солнечные дни часто сменялись пасмурными; поднимался ветер, крутился снег, нередко разыгрывалась настоящая пурга, и, казалось, возвращалась зима. Этот свежий снег постоянно задерживал таяние старого, уже осевшего и готового превратиться в воду при первых же достаточно теплых днях. Они случились только в первой половине июля и принесли наконец долгожданную весну.

С утесов стекали бесчисленные ручейки, на маленьких оголившихся площадках появились крошечные цветы, распускавшиеся на глазах; в лужицах, согретых солнцем, копошились какие-то водяные насекомые, неизвестно откуда явившиеся. Но море, крепко скованное льдами, еще дремало. Впрочем, в тихие дни с верхушки мачты можно было различить далеко на юге темную полосу воды.

– В этом году весна здесь запоздала! – заметил как-то капитан собравшимся на палубе путешественникам, которым из-за воды, покрывавшей лед почти всюду, теперь приходилось большую часть дня проводить на судне.

– Да, в прошлом году мы в это время уже подплывали к берегу этой земли.

– Потому что сильные ветры разволновали море и разбили лед. А теперь вот уже десять дней, как тихо или дует слегка южный ветер.

– Не придется ли зимовать второй раз, если море не вскроется? – заинтересовался Папочкин, которому становилось скучно.

– Ну нет! В июле, самое позднее в августе, море очистится, даже если ветров не будет.

– В июле или августе! – воскликнули Громеко и Макшеев. – Половину лета просидим еще здесь?

– Да, в полярных плаваниях с этим нужно считаться. В плохие годы только один или полтора месяца остается для навигации; в хорошие – два-три месяца.

Терпение населения «Полярной звезды» действительно подверглось долгому испытанию. Июнь простоял тихий, но во второй половине пасмурный и холодный. По ночам подмерзало, иногда шел снег, и в такие дни казалось, что лето уже кончилось.